http://users.livejournal.com/cordova_/195641.html взято отсюда

- Держись за воздух! Держись, тебе говорю...
- Это невозможно. Я не понимаю, чего ты хочешь от меня...
- Русским языком говорю, держись за воздух, если тебе так необходимо за что-то цепляться. Из всех костылей этот – самый подходящий для наших целей.
- Издеваешься?
- Это ты издеваешься, а я учу тебя летать. И если ты хочешь преуспеть, то лучше пойми, что именно я пытаюсь тебе втолковать.
- Ты лучше покажи! Я пойму…
С обреченным вздохом, он разводит руки и закрывает глаза, а я внимательно смотрю на кончики его пальцев. Они недвижимы, но его ботинки уже не касаются земли. Чуть-чуть… Всего несколько сантиметров…Но факт – есть факт.
- Ну что? Увидела? – спросил он, опустившись на траву.
- Нет, - честно призналась я.
- Что и требовалось доказать! Зрение, и даже понимание, тебе не помогут. Летать – это как дышать. Ты же не задумываешь, как именно ты вдыхаешь воздух. Хотя, вроде бы знаешь, что воздух есть. Вот я и говорю тебе, ты умеешь летать. Я это знаю.
- Но я не знаю!
- Ты просто не веришь! Сомневаешься. Перестанешь – полетишь.
- Тогда зачем держаться за воздух?
Он улыбнулся и покачал головой, всем своим видом показывая, что сказал всё, что хотел сказать:
- Пошли пить чай! Уроки – уроками, а отказывать себе в удовольствии получения простых человеческих радостей я не готов.

Вообще-то, я уже летала. Раньше. Это происходило на холмистых берегах Валтавы. Молодой инструктор-чех практически не говорил по-русски, но слова для параглайдинга в общем-то не нужны, либо ты летишь – либо бежишь. И я бегала. Бегала до изнеможения, с прямоугольным полотном параглайда над головой, ловя ветер и пытаясь справиться с непослушными стропами. Пыльца трав равномерным плотным слоем покрыла мою одежду, кожу и волосы, осела в лёгких и носоглотке. Но я снова взбиралась на этот чёртов холм. «Я полечу! Я должна полететь!». Все остальные уже давно отказались от бесплодных попыток и сидели на траве, наблюдая за моими мучениями. В конце концов, сдалась и я: «Всё, пробую в последний раз. Если не получится, значит, рожденный ползать….»
Марэк посмеивался над упорной русской, но свою работу делал. Он, в очередной раз, с силой дёрнул за лямки парашюта, поднимая полотнище в воздух, а меня – на ноги. Я побежала. Быстро, очень быстро. Или мне это просто казалось. Но в какой-то момент я поняла, что я зацепилась за траву и падаю. Чёрт подери! Падаю, но по инерции всё ещё пытаюсь перебирать ногами, и тут же понимаю, что уже не касаюсь земли. Лечу! Да, я лечу…
У подножия холма я собрала в охапку парашют и оглянулась. Подняв руки над головой, Марек аплодировал. А вечером, он постучал в мою дверь, и на ужасной смеси английского и чешского пригласил совершить прогулку к закатному солнцу.

- И чем же вы занимались на закате? Представители разных культур…
- Не ёрничай.
- Да мне, в самом деле, интересно! Ты же сама рассказала про языковой барьер. А при таком раскладе только секс и остаётся.
- Летали мы! Ле-та-ли! И это круче, чем секс.
- Значит, этот твой Марек всё же проникся твоей настойчивостью. И решил устроить тебе индивидуальный мастер-класс?
- Ты что ревнуешь?
- Немного. С ним ты, видите ли, летала, а со мной вот никак! Сопротивляешься, всякие глупости говоришь, очевидных вещей понимать не хочешь.
- А может дело не в ученике, а в учителе?
- Может быть – может быть. Но другого учителя у тебя всё равно нет. Так что у тебя, по сути, нет выбора. Либо я – либо опять я.
- Маленькое уточнение. У меня ещё есть я сама. И этого странного обстоятельства тебе не заменить даже собой.
- Логично. Принимается. И, возвращаясь к нашим полётам, получается, что пока ты сама не решишь, что готова, что хочешь, что знаешь как именно, ни черта у тебя не получится. Будешь бродить по бренной земле как все смертные, а летать будешь разве что во сне. А это, согласись, не может быть равноценной заменой.

Как же я разозлилась: «Сволочь, самонадеянная скотина! Ненавижу! Уникальный он, видите ли, особенный! А все остальные просто нервно курят в сторонке, когда он чудит свои чудеса». Правда, извергая проклятия, я понимала, что на самом деле злюсь вовсе не на него. На себя злюсь, на свою неспособность соответствовать. Разрываюсь между ролями талантливого и благодарного ученика. «Бред какой-то… Или не бред?…Вполне возможно, что я сейчас изобретаю велосипед, тогда как мне нужно просто занять делами, которые не вызывают у меня трудностей. Я же не птица, в конце концов, чтобы летать. Может я – вообще, рыба»…
Последняя мысль неожиданно меня развеселила. Я начала представлять, какой именно рыбой мне хотелось бы быть. Скалярией – вряд ли, неончиком – тоже нет, плотвой – никогда. О! Пираньей! Опасная и красивая, ко всему, рыба. Я подвигала «плавниками», шевельнула «хвостом» и клацнула зубами, осознавая свою рыбью стать. Да, пиранья мне определённо подходит. И вдруг меня осенило! Точно! Рыба ведь не может рассказать, что такое вода. Живёт она себе в Амазонке, плавает, охотится и бед не знает. Дышит и то водой. И скажи ей кто-нибудь, что нужно «держаться за воду», она откажется понимать, чего от неё хотят.

- Ты всё ещё хочешь летать? – спросил он при очередной встрече.
Я завертела головой из стороны в сторону.
- Что, испугалась? Решила, что ни к чему тебе это воздухоплавание? Может оно и правильно… - «самонадеянная скотина» некоторое говорил ещё что-то несерьёзное, но взгляд выдавал его любопытство. В конце концов, он спросил, - Так получилось всё же? Ты поднялась в воздух?
- Нет. Я так и не научилась летать. В смысле левитации я оказалась полнейшей бездарностью, - беззаботно ответила я, - Но зато….
- Но зато?… – очень спокойно и очень серьёзно переспросил он.
- …зато я научилась плавать. И поняла, что мне совершенно всё равно, где я это делаю – в воде или в воздухе.